Я весь исписан именами
Ну вот почему я не записываю приколы и приключения? У меня вообще-то веселая-небалуйсь жизнь, а не только сопли. На выходных съездили на дачу ко мне, праздновать др Сережиной (Гончарова-Козла) Юли. Снимали фильм. Я была вирусом и алкашкой. Я три раза картинно падала с веранды на втором этаже в руки двух мужиков внизу, и каждый раз ловили меня чуть хуже, и сотрясение головы от такой амортизации падения вполне себе присутствует. С Олежкой все зашибись.
И мне хочется продолжать жить на потоке этого лета - на позитиве, с Олежкой и приключениями. Красить клавиатуры, искать негров, ночевать в обнимку на гаражах.
Но есть загвоздочка - началась осень. А у меня есть грешок - чувствительность к циклам и привязанность к датам. Но я усиленно не сопоставляю эту осень с прошлой. Как будто сейчас началось пятое время года. А потом пойдет не зима, а какое-то еще шестое время года.
Но вторая загвоздочка - мне хочется ходить на танцы, а к местам я тоже привязываю воспоминания. И вобщем, из моего сегодняшнего похода на танцы вылилось весьма интересное сообщение Токареву.
Веселые вещи не хочется мне сюда записывать, потому что незачем, они самодостаточны. А записываю я сюда чаще всего то, что внутри из меня не находит мостика, что не может выплеснуться по назначению, что я хочу, но не могу сказать Егору. Даже это письмо Токареву мне частично хочется отправить Егору, там есть места, которые бы он оценил. И я даже написала набросок говно-песенки, которую хочу ему спеть. Надеюсь, будут силы и я напишу из этого наброска что-то хорошее. Потому что есть же, что написать и сказать.
письмо Токареву. Очень большое и много мата, потому что так хочется.
Набросок говно-песни:
Как-нибудь нас будут ждать на конференции
Люди, обернутые фольгой и пафосом.
А мы такие прирулим на семере, или даже на ее багажнике,
Натянем слек между полюсами Северным и Хуюжным,
И если Токарев будет в машине,
То даже заправлять ее будет не нужно.
У тебя в животе - электричка в Крым, фото чужих снегов с ее следами, горы и никогда не вернувшаяся она.
У меня в горле - утра в чужой квартире, откуда ты уходил, не оставив ни единого слова и ни капли тепла.
Ты пока не можешь впустить в себя человека.
И знаешь, мне тоже больше нечем любить кого-то кроме тебя, я пуста.
Но давай просто
Орать и выкрикивать под расстроенную гитару всего себя,
Танцевать и смеяться странно, дико и счастливо,
В эту одну секунду отчаянной храбрости.
В Барселоне в этот последний день лета
Мы дурные и чувствующие.
И мне хочется продолжать жить на потоке этого лета - на позитиве, с Олежкой и приключениями. Красить клавиатуры, искать негров, ночевать в обнимку на гаражах.
Но есть загвоздочка - началась осень. А у меня есть грешок - чувствительность к циклам и привязанность к датам. Но я усиленно не сопоставляю эту осень с прошлой. Как будто сейчас началось пятое время года. А потом пойдет не зима, а какое-то еще шестое время года.
Но вторая загвоздочка - мне хочется ходить на танцы, а к местам я тоже привязываю воспоминания. И вобщем, из моего сегодняшнего похода на танцы вылилось весьма интересное сообщение Токареву.
Веселые вещи не хочется мне сюда записывать, потому что незачем, они самодостаточны. А записываю я сюда чаще всего то, что внутри из меня не находит мостика, что не может выплеснуться по назначению, что я хочу, но не могу сказать Егору. Даже это письмо Токареву мне частично хочется отправить Егору, там есть места, которые бы он оценил. И я даже написала набросок говно-песенки, которую хочу ему спеть. Надеюсь, будут силы и я напишу из этого наброска что-то хорошее. Потому что есть же, что написать и сказать.
письмо Токареву. Очень большое и много мата, потому что так хочется.
Набросок говно-песни:
Как-нибудь нас будут ждать на конференции
Люди, обернутые фольгой и пафосом.
А мы такие прирулим на семере, или даже на ее багажнике,
Натянем слек между полюсами Северным и Хуюжным,
И если Токарев будет в машине,
То даже заправлять ее будет не нужно.
У тебя в животе - электричка в Крым, фото чужих снегов с ее следами, горы и никогда не вернувшаяся она.
У меня в горле - утра в чужой квартире, откуда ты уходил, не оставив ни единого слова и ни капли тепла.
Ты пока не можешь впустить в себя человека.
И знаешь, мне тоже больше нечем любить кого-то кроме тебя, я пуста.
Но давай просто
Орать и выкрикивать под расстроенную гитару всего себя,
Танцевать и смеяться странно, дико и счастливо,
В эту одну секунду отчаянной храбрости.
В Барселоне в этот последний день лета
Мы дурные и чувствующие.